Ползун принадлежит к семейству лабиринтовых (Labyrinthici), отличающемуся особого рода устройством жабр, дающим возможность рыбе долгое время жить без воды, и встречается в пресных водах Южной Ост-Индии. Название лазящей рыбы получил благодаря своей способности вылезать из воды на сушу и ползать. Тело его вальковатое, длинное. Голова округлая, широкая, похожая на голову нашего головля, но только глаза более приближены ко рту. Тело, голова и жабры покрыты крупной чешуей. Спинной плавник чуть не во всю спину, низкий и состоит из 17 твердых, колючих лучей, соединяющихся при посредстве прозрачной перепонки, которая не доходит до конца, но имеет сверху выемку. Такую же форму имеет и заднепроходный плавник.

Особенно замечательны у этой рыбки придатки как спинного, так и заднепроходного плавника; они имеют вид лопатки и покрыты чуть не до верху самой мелкой чешуей. Придатки эти составляют как бы вторые плавники, состоят из мягких лучей и, по всей вероятности, помогают рыбе при ее передвижениях. Кроме того, замечательны у нее зубцы жаберных крышек, при помощи которых она цепляется за предметы и, опираясь, ползет.

Цвет ее на спине оливково-зеленый или коричнево-зеленый, а на животе желтоватый, по телу идут в молодости мелкие крапинки и пятнышки. Кроме того, в молодости, как говорят, на теле находятся два крупных пятна: одно около жабр, а другое у корня хвоста; впоследствии пятно у жабр исчезает; глаза круглые, быстрые, золотисто-желтые. Плавники оранжеватые или красноватые. Величина доходит до 7—8 вершков. Самцы отличаются от самок более темной яркой окраской.

Замечательный по своей организации, анабас приобрел себе известность, как я уже сказал, главным образом способностью ползать по земле, а иногда будто бы даже и взбираться на деревья.

Один английский наблюдатель рассказывает, что когда ему пришлось присутствовать однажды в Индии при осмотре берегов одного большого пруда, у которого прорвало плотину, так что вся вода ушла и на месте пруда стояла лишь небольшая лужа, а остальное пространство, служившее дном пруду, было все сухо, то он увидел на краю этой мелкой лужи пеликана, усердно трудившегося над какой-то добычей. Заметив птицу, его индийские спутники побежали туда, и вскоре раздались их крики: «рыба, рыба!» Когда же он подошел поближе, то увидел, что в образовавшихся от ливня водомоинах барахтаются какие-то рыбы, старающиеся переползти через траву в лужу. Несмотря на то что воды было так мало, что она не покрывала их вполне, они успешно двигались к цели своего путешествия. Его спутники собрали их около двух шеффелей, по большей части в расстоянии 40 футов от пруда. Все эти рыбки старались добраться до плотины, что, по всей вероятности, и удалось бы им, если б им не представились препятствия сначала — в образе пеликана, а потом — его спутников. Рыбы эти были анабас.

Тот же наблюдатель прибавляет, что в Индии в высыхающих прудах очень часто по мере того, как высыхает прежний водоем, постепенно обнаруживается в нем присутствие рыбы, скрывавшейся до того времени в маленьких лужах, где еще держалась вода, или во влажном иле. В таких местах можно видеть целыми тысячами этих рыбок, хлопотливо движущихся и снующих во все стороны в жидкой, как кашица, тине. Когда же начинает высыхать и ил, рыба отправляется искать нового места, наполненного водой. Ему пришлось видеть даже однажды, как сотни этих рыбок перекочевывали из высохшего пруда и двигались в разных направлениях все вперед, невзирая ни на какие затруднения и препятствия в пути. Лужа, до тех пор бывшая их убежищем, служила также водопоем домашним и диким животным ближайших окрестностей, почему все дно ее было вытоптано копытами, вследствие чего образовалось множество выбоин и колдобин, куда падали бедные рыбки, причем многие погибали там, так как не в состоянии были выбраться. Несчастные путники эти служили богатой добычей коршунам и воронам.

«Подобные странствования,— говорит он далее,— происходят, как кажется, преимущественно ночью или перед солнечным восходом; мне, но крайней мере, приходилось наблюдать эти явления по утрам. Кроме того, несколько таких путешествовавших экземпляров я собрал в кадки, где и держал их; день они проводили в полнейшем спокойствии, но как только наступала ночь, так они начинали пробовать освободиться из неволи, что им даже иногда действительно удавалось. Особенность путешествующих рыб состоит в том, что они держат жабры раскрытыми».

Добавим еще, что ползуны в случае нужды зарываются в ил, копая рылом влажный грунт. Смотря по свойству почвы, они держатся здесь на глубине от 1¹/₂ до 2 футов, причем верхний слой земли часто до того растрескивается, что при поднимании распадается на куски. Сами рыбы лежат обыкновенно еще в несколько влажном слое, но последний, по-видимому, может также высохнуть, не принося вреда их жизни.

Туземцам эта особенность рыб очень хорошо известна, и поэтому во время засухи они отправляются к прудам, отыскивают более глубокие места и просто роют здесь рыбу, т.е. употребляют крючья вместо сетей, и часто возвращаются с богатой добычей. Рыбы лежат неподвижно в иле, окружающем их со всех сторон, но тотчас же начинают двигаться, как только почувствуют себя освобожденными от этого покрова. Этим также просто и легко объясняется причина, почему в цейлонских водохранилищах, наполняющихся в дождливую погоду в течение нескольких часов или, самое большее, нескольких дней, всегда после первого дождя можно встретить людей, усердно вылавливающих рыбу. Они делают это с помощью корзины, открытой сверху и снизу; корзину эту они тащат перед собой, причем она вдвигается в ил, а попадающая в нее из ила рыба вынимается сверху руками.

Эти лабиринтовые, как говорят, могут, без вреда здоровью, жить в течение нескольких дней даже в сухих сосудах. Этим свойством рыбы пользуются обыкновенно туземные рыбаки: они держат ее по 5 и 6 дней без воды и приносят живой в корзинах на рынок в Калькутту, находящуюся от Язорских болот — места ловли рыбы — с лишком на 150 миль. Кроме того, этой же особенностью пользуются еще и фокусники, которыми изобилует Индия: они носят рыбу с собой в сосудах без воды и заставляют ее иногда по целым часам ползать по земле для потехи публики. Жители же прилежащих к Гангу местностей, то и дело встречая анабаса вдали от рек и вообще всякой воды, полагают, что эта рыба падает с неба.

Диковинная рыба эта впервые была выставлена Карбонье на Парижской выставке в 1878 году, но затем исчезла и появилась в Европе снова лишь в 1888 году у английского любителя капитана Випана, имевшего частный аквариум, населенный самыми редкими рыбами, в Уансфорде близ Лондона.

От капитана Випана получил в подарок несколько штук этих рыб наш известный, ныне покойный, любитель аквариумов Н.А. Депп и выставил их на III выставке аквариумов в Москве, а по окончании ее предоставил их в распоряжение московских любителей.

Рыбы эти жили у нас в подогреваемом (20 °Р.) аквариуме, на глубине 7—8 вершк., держались почти постоянно в углу, скучившись вместе, и только лишь время от времени поднимались на поверхность, где с бульканьем захватывали глоток воздуха.

Кормом им служили сначала кусочки мяса и живая рыба, которую они ели с большой жадностью, но потом им стали давать земляных червей и даже мотыля. К одной стороне их аквариума было устроено нечто вроде мели, чтобы они могли, в случае желания, выползти из воды; но они к этому не выказывали никогда ни малейшего поползновения. Вынутые же из воды, они прекрасно лазили и карабкались, если их пускали ползти по жесткому сукну, держа его несколько в наклонном положении. Ползали они лучше снизу вверх, причем главным органом передвижения им служили не столько грудные их плавники, сколько твердые выступы жаберных крышек. На воздухе они могли оставаться без вреда от 10 до 15 минут и даже более. Помещенные обратно в воду, они нередко начинали выпускать из себя пузыри воздуха.

Обыкновенно очень покойные, ползуны приходили в волнение перед временем кормления и нередко даже подскакивали над водой. Заметив того, кто их обыкновенно кормил, с мясом или вообще с той пищей, которую им обыкновенно давали, они все устремлялись в его сторону и ждали с нетерпением подачки. При этом, перенося пищу, их можно было заставлять переплывать из одного угла аквариума в другой и делать прыжки в 20 и даже 30 см, чтобы схватить над водой пищу. Вообще они чрезвычайно были прожорливы и могли поедать громадное количество пищи; проголодавшись, они нередко подпрыгивали даже за мухами, когда эти последние садились на края аквариума.

Прыжки же из воды они делают, если их переместить в новый аквариум. Dr. Болау рассказывает, что, когда однажды он поместил своих ползунов в плоский глиняный сосуд в 40 см в диаметре и прикрыл его стеклом, то, недовольные, быть может, чересчур высокой (+ 30 °С) температурой, рыбы эти начали подпрыгивать так высоко, что сшибали стекло и падали или обратно в воду, или же выскакивали совсем из аквариума на окружавший его газон. В последнем случае они быстро передвигались по траве и вскоре добирались опять до воды. Одна из рыбок перебралась даже с травы на окружавшую террариум песочную площадку и проползла по ней сажени 4 с той же ловкостью, как и по траве. Тогда он переместил своих рыб в более глубокий аквариум, причем с одной стороны сделал для них из постепенно понижавшегося газона нечто вроде схода. Рыбки, выпрыгивая иногда, ползли по этому скату и даже доползали до устроенного им в некотором расстоянии более низкого аквариума. Но там не оставались, а всегда предпочитали более глубокий. Переходы свои совершали они или сразу, или прыжками. Ползя, они, как всегда, опирались на выступы поочередно то одной, то другой жаберной крышки и вследствие этого делали это как бы порывами, повертываясь то вправо, то влево.

Выскакивая из воды, ползун всегда падает на живот и на грудные плавники, как на ножки, чему много способствуют и растопыренные его в это время жаберные крышки, а также грудные и отчасти брюшные плавники.

Помещенные в большой аквариум, ползуны подплывают к поверхности и захватывают атмосферный воздух очень редко, но, находясь в тесном помещении, делают это ежеминутно, так что производимое ими при этом щелканье слышится то и дело.

Аквариум, где они находятся, надо прикрывать стеклом, так как, проголодавшись, они начинают выскакивать из воды. Быть может, не думают ли они этим способом отправиться за пищей? Одна из выскочивших таким образом рыб проползла у меня однажды через две комнаты и забралась под письменный стол. Почувствовав под ногами что-то мягкое, я посветил (это было вечером) и, к величайшему своему удивлению, увидел ползуна. Помещенный обратно в аквариум, однако, он вскоре околел, покрывшись грибком. По всей вероятности, я его слишком сильно придавил ногами.

Рыба эта, как я выше говорил, крайне прожорливая, и потому ее надо сажать всегда в отдельный аквариум, так как иначе или ее придется кормить до отвала, что для нее вредно, или же другим помещенным с ней рыбам голодать. Крупные же экземпляры, сверх того, становятся опасными для мелкой рыбки, которую без церемонии пожирают.

Молодые экземпляры всегда очень резвы, бойки и живы, так что весело смотреть, как они ловко взвиваются из глубины чащи растений, куда обыкновенно забиваются, чтобы схватить бросаемого им мотыля, и опять с той же быстротой туда укрываются. Но крупные становятся вялы, апатичны и только и думают о том, как бы поесть.

Долгое время размножение ползуна считалось лишь pium desiderium и цитировалось как необычайный факт появление одного малька ползуна в аквариуме одного берлинского любителя, в котором помещалась пара взрослых. Но потом рыбы эти дали приплод сначала в больших цементных бассейнах в рыборазводном заведении Матте, а за последнее время даже и в небольших аквариумах одного любителя.

Размножение это произошло в аквариуме в 7 верш, длины, 4¹/₂ шир. и около 10 вер. вышины, причем метавшие рыбы имели 3¹/₂ верш. длины. Первый помет получился 6 мая и подробности его не были замечены. Обладатель рыбок увидел только уже икру, прилепленную внизу (почти у дна) стеблей лимнохариса. Из икры этой вывелось у него 25 рыбок.

Следующий помет произошел 3 июня, т.е. почти ровно через два месяца. На этот раз рыбки помещались в несколько большем аквариуме, засаженном кустиками валлиснерии. Помет произошел рано (между 5 и 7 ч) утром. Икрометание не сопровождалось никакими играми, и единственно, что поразило наблюдателя, это что самец набрасывался на самку с разверстой пастью и надутой шеей. Такого рода атаки самца продолжались около 2 часов, а затем самка, удалившись в более затененную часть аквариума, наклеила, на нижней части валлиснерии, на расстоянии не более ¹/₂ вершка от дна, икринки, которые тут же и были оплодотворены самцом. Само оплодотворение совершалось совершенно так же, как у телескопов.

Часа два спустя икринки, под влиянием махания грудных плавников родителей, отделились от растений и всплыли на поверхность, где при солнечной погоде из них через два-три дня выклюнулись мальки. До выхода мальков родители были оставлены в аквариуме. В тот же день, как выклюнулись эти мальки, рыбы еще раз отложили икру и были поэтому сейчас же удалены из аквариума.

Молодь растет довольно быстро, но не скоро получает форму тела родителей, а походит сначала, скорее, на каких-то полосатых, нечто вроде канхито, рыбок, которые отличаются только унаследованным от родителей крупным черным пятном у корня хвоста. Из 128 рыбок умерло всего 8, причем большинство из них через год достигли 1³/₄ верш, длины.

Пищей стариков служили земляные черви и сырая говядина; но особенно они любили улиток и прудовиков (Limnea palustris), которых раковину разгрызали с треском и затем пожирали с наслаждением и самого моллюска. Температура воды круглый год поддерживалась на +18°—+20° по Р.

По другому, более обстоятельному сообщению, рыбы выметывают икру прямо на поверхности воды и при выметывании производят такую возню, что вода приходит в сильное волнение и икринки вследствие этого все время как бы купаются, опускаясь то вниз, то вверх. Икра выметывается в несколько приемов по 20—30 стекловидных икринок. В общем их выметывается около 500 штук. Мальки выклевываются на другой или третий день. Температура должна быть от +20° до +24° по Р. Родителей советуется удалять, так как они икру и молодь пожирают. Нерест произошел летом.