Наружность сома крайне безобразна, даже страшна. Голова плоская, широкая; пасть огромная, вооруженная многочисленными мелкими острыми зубами. На верхней челюсти находятся два длинных уса, а на нижней четыре, но только коротеньких. Хвост сильно сплющенный, особенно к заднему концу, и занимает более 1/ 2 тела; заднепроходный плавник очень длинный. Глаза несоразмерно маленькие, продвинутые к верхней губе. Цвет сома бархатисто-темно-оливковый с оливково-зелеными пятнами; брюхо желтовато-белое и почти все испещрено голубоватыми пятнами; глаза желтые с черными пятнышками; плавники — темно-синие.

Водится сом во всей России, в особенности же в реках Каспийского и Черного морей. Наибольшей величины достигает в Днепре, где изредка попадаются сомы до 20 пудов весом. Сом не любит ни песка, ни быстрой воды, а потому держится только в реках с илистым, вязким дном и самым тихим течением. Зарывшись в ил на дне глубоких ям и бочагов или укрывшись под колоду, шевелит он своими длиннейшими усами и заманивает на них неосторожную рыбу, принимающую их за червей. Днем сом лежит большей частью на дне и всплывает на поверхность только или перед грозой, или во время грозы. Повернувшись боком, плавает он тогда по поверхности и ударяет с такой силой своим могучим хвостом по воде, что она пенится и разбивается с шумом о берег. Плавая под водой, сом беспрестанно выпускает из себя пузырьки воздуха, так что они как бы обозначают его путь. Оригинальное явление это зависит, вероятно, от способности сома сдавливать произвольно плавательный пузырь и выгонять из него воздух через канал, сообщающийся с пищеводом. Во время грозы сом, как говорят некоторые рыбаки, берет также наживу, но главное время его охоты—это вечер, ночь. Сом, однако, ест не постоянно, а периодически, гак что, наевшись хорошенько, не трогает иногда рыбы по целым неделям.

Нерест сома начинается довольно рано—в конце апреля, редко в начале мая, и имеет, так сказать, семейный характер: обыкновенно сомиху сопровождает один-два самца; только там, где сомы многочисленные, их собирается по 4—5 с одной самкой, которая для метания икры нередко вырывает довольно глубокую яму, иногда более 3¹/₂ футов. Местом нереста служат, обыкновенно, глубокие, но тихие промоины, наполненные затонувшими корягами, и чаще всего сомы трутся у самого берега.

Из того, что сомы встречаются в это время большей частью попарно, можно заключить, что самцы остаются охранять выметанную икру до тех пор, пока не выклюнутся молодые рыбки. Косвенным же подтверждением этого может служить и многочисленность сомов в удобных для него местностях, несмотря на то, что количество выметанных икринок относительно весьма незначительно и простирается всего до 17—20 тысяч, откуда само собой следует, что икринки эти, сравнительно, имеют весьма большую величину. При позднем метании сомов развитие зародыша идет весьма быстро, и через неделю, много полторы, из них выходят маленькие сомята, своей безобразно широкой головой и длинным хвостом чрезвычайно напоминающие головастиков лягушек.

В комнатных аквариумах наш русский сом встречается крайне редко, чему главной причиной служит, во-первых, что его ни в магазинах аквариумов, ни даже на рыбном рынке не продают, а во-вторых, что там, где он живет, редко может жить какая-нибудь другая рыбка. Впрочем, бывают иногда исключения, и сом одного знакомого мне любителя прожил у него более четырех лет вместе с другими рыбами. Правда, он не давал спуску мелким, но больших рыбок, особенно золотых, почти не трогал, а если иногда и нападал на них, то они, как более живые и поворотливые, почти всегда отделывались от него одним только страхом. Только раз зажевал он с голоду голову вьюна, который был в полтора раза длиннее его самого, но не проглотил, а лишь окровавил и задушил; да в другой, гоняясь за золотой рыбкой, успел схватить ее за голову и заглотить до половины туловища. Однако, так как рыбка эта дальше в пасть не могла войти, то он даже сам испугался, начал метаться, кидаться во все стороны по аквариуму и до тех пор не успокоился, пока не изверг ее обратно; рыбка же эта тем временем, очутясь снова на свободе, поплыла как ни в чем не бывало и прожила после этого еще несколько лет. Последний случай, вероятно, послужил ему хорошим уроком, т.е. с этих пор он сделался осторожнее и до рыбок аквариума больше не дотрагивался.

Будучи ночным хищником, сом этот большую часть дня прятался где-нибудь под скалой, дремал и лишь изредка менял место. Особенно же такая апатия нападала на него в летние, жаркие дни, тогда лежал он по целым дням почти неподвижно и даже ничего не ел. Но лишь только наступал вечер — и сом, как бы пробудившись от томительного сна, начинал шнырять по всем закоулкам аквариума, плескаться и искать добычи; и чем позднее было время, чем ближе к полуночи, тем энергичнее становились эти движения, тем чаще он всплывал на поверхность, чаще выставлял голову из воды, выставлял даже хребет до самого спинного плавника и потом медленно, как бы в изнеможении, тонул, опускался на дно; затем снова всплывал и снова погружался, и так до тех пор, пока совершенно не приходил в изнеможение, что у него выражалось учащенным, тяжелым дыханием и медленным поваживанием усов, как бы ощупывавших, нет ли где поблизости добычи. В отношении последней сом был чувствителен так, как никто: сама кожа его и та, кажется, ее чуяла. Ибо стоило только бросить кусочек червяка или даже чего-либо неживого, недвижущегося, напр., кусок яичного желтка, и бросить не только перед глазами, а даже где-нибудь у кончика хвоста, как сом, почуя добычу, моментально повертывался и стремительно бросался на нее. Особенно же чувствительны в этом отношении были его усы: они чуяли добычу чуть не за аршин.

Вообще сом отличается замечательной способностью обоняния. Если зарыть, напр., в песок на глубине ¹/2 вершка кусочек мяса, то он найдет его сразу, хотя бы последний был завернут и в бумагу. Обыкновенно, проплывая вблизи такого кусочка, он вдруг останавливается, начинает шевелить усами, затем ударяется головой о песок и, взрывая его, вытаскивает наконец оттуда пищу.

Если же он с первого раза не попадает туда, куда надо, то роет в нескольких местах, чуя, что где-то зарыто мясо. При неудачах вьется, кружится, уплывает и снова возвращается: очевидно, запах мяса ему не дает покоя. И так, пока не добьется того, что ищет. Но если поместить этот кусочек в какой-нибудь чашечке на подставке, так, чтобы его не было снизу видно, то сом, чувствуя его присутствие, будет рыть землю у основания подставки и только после долгих поисков догадается, где он, и тогда, подплыв сверху, схватит его.

Вышеупомянутая чувствительность кожи сома выражалась также еще и в отношении к свежести воды, так как лишь только в последней начинал ощущаться недостаток кислорода, как тотчас же кожа сома становилась светлее и делалась светло-сизой с металлическим отливом, напоминающим собой цвет олова, причем под нижней челюстью, сверх того образовывалось еще в форме дельты розово-кровавое пятно. Пятно это, как и бледность цвета кожи, исчезали тотчас же по прибавлении свежей воды, но особенно быстро происходила эта метаморфоза в том случае, если, одновременно с налитием воды, сом схватывал какую-нибудь пищу: червяка, живца ли и притом такого, которого сразу он проглотить был не в состоянии, а проглатывал только после некоторого усилия.

Лучшим кормом сому служит, без сомнения, мелкая живая рыба, но так как живую рыбу давать было жалко и неприятно, то знакомый мне любитель кормил ею своего сомку, как он его называл, только изредка. Да и сам сомка — оттого ли, что ему давали ее редко, или оттого, что для ее приманки ему недоставало его родного ила, зарывшись в который и шевеля усами, как червями, он обыкновенно ее заманивает — ловил ее как-то неохотно, неловко.

Так, однажды, когда пустили к нему в аквариум штук десять мелких голавликов, то он в продолжение целого дня не поймал ни одного, в следующую ночь поймал только трех и то самых плохоньких, а остальных съел лишь по мере истощения сил, следовательно, почти уснувших. Что же касается до дождевых червей, мотыля, то он ел их с величайшей охотой. Давая дождевых червей своему питомцу, мой знакомый давал их целиком. Затем он кормил его еще яичным желтком и сырым мясом. Последнее было всегда мелкоизрубленное и филейное. Но лучшим для сомки кушаньем были черные тараканы, которых он пожирал с таким наслаждением, как какое-нибудь лакомство. Кроме того, наслушавшись, что сомы охотники до молока, что они будто бы даже сосут его у коров, купающихся в воде, мой знакомый угощал его еще изредка молоком, которое наливал ему в маленькую, в виде соска, мягкую гуттаперчевую трубочку. Сом бросался на эту трубочку с жадностью и высасывал всегда всю до конца.

Принимая пищу, сомка глотал ее вовсе не с таким обжорством, как можно себе это представить, глядя на его широкую пасть, но сначала ощупывал ее хорошенько усами и затем только схватывал и вцеплялся в нее, но уже так крепко, что дозволял даже себя вытащить из воды; причем нисколько не конфузился, когда вместе с добычей попадал ему в рот и ваш палец. Вообще сом этот настолько обжился и освоился с окружавшими его людьми, что позволял себя беспрепятственно гладить пальцем по спине и по голове и без всякого страха принимал пищу из рук, а раз как-то, когда наш любитель при перемене воды из аквариума вынимал его оттуда руками, обвился вокруг руки его кольцом. Что, впрочем, выражало это движение — выражало ли оно приязнь, выражало ли гнев — решить трудно, но, во всяком случае, можно поручиться, что он делал это не от страха.

Сом этот был пойман близ города Коломны, в реке Оке, на так называемую счастливую тоню. Первоначально он имел всего 1¹/₂ вершка, но потом значительно вырос и достиг под конец около 5 вершков. Желая, чтобы сомке была повеселее его затворническая жизнь, Г. А. Иванов, так звали любителя, неоднократно старался добыть ему подружку, но долгое время никак не мог этого добиться, хотя заказывал много раз рыбакам, обещая заплатить за сомика ту цену, какую они только пожелают. Наконец после долгих ожиданий рыбаки эти привезли ему сомиху вершков в 7. Вне себя от радости, принес он свое новое приобретение домой и тотчас же, чтобы не терять ни минуты времени, посадил вместе со своим возлюбленным детищем. Но увы ! —вместо ожидаемой мирной любви между сомами возгорелась страшная вражда: каждый старался укусить, ранить другого, и, как более смирный и тихий, прежний сом вскоре сделался жертвой новой сомихи.

Вот как описал мне этот любитель опечалившее его событие.

«Лишь только новый сом очутился в обществе моего сомика, как началась у них невообразимая возня, такая возня, какой мне до этих пор между рыбами никогда не приходилось замечать. Она была даже гораздо суетливее и бешенее возни вьюнов. Так что после прежней долгой тишины и спокойствия, царствовавшего обыкновенно в моем аквариуме, мне даже страшно становилось смотреть на их удивительно быстрые движения. Желая дать сомам больше простора, я вынул из аквариума скалу и оставил только в горшочках, поверх песка, одни водяные растения. Тогда я заметил, что прежний сом весьма продолжительно и торопливо стал плавать поверху, а новый оставался на дне и лишь только первый от усталости опускался вниз, как тотчас же подплывал к нему и как будто начинал с ним заигрывать, причем часто открывал и закрывал пасть так, как делают собаки, когда лают или щелкают зубами. Сверх того, так как, плавая, сомики мои очень плескались и, выплескивая через край воду, могли даже как-нибудь выскочить на пол, то вечером я накинул на весь аквариум сетку и оставил ее до утра. Но в то же утро я был невыразимо опечален крайне жалким видом моего прежнего бедного сомика: вся левая боковая сторона головы была искусана, глаз побелел и его как-то выперло, а от угла нижней челюсти (рта) и жабр висели рваные куски. Новый сом, видимо, продолжал нападать на старого, тогда как этот почти и не сопротивлялся, только медленно отплывал от него, прятался между горшками растений и тяжело дышал. Тогда я немедленно вынул забияку из аквариума и бросил его в жестяной окаренок вместимостью ведра в полтора. Но было уже поздно, и бедняжка мой, промучившись еще дня три, уснул навеки».

Сомиха между тем осталась на некоторое время еще жива, но потом, как сильно израненная, покрылась грибком и вскоре последовала за своим супругом. Таким образом, желание нашего любителя вывести сомов в аквариуме окончилось весьма печальной драмой, которая (заметим, между прочим) так сильно подействовала на него, что он забросил аквариум и долго не мог приняться за свою прежнюю охоту.

В дополнение к сообщенному прибавим, что очень маленьких сомов в общем аквариуме держать не следует, так как, по их дикости, им из корма никогда ничего не достается, и они, проголодав несколько недель, большей частью погибают. В случае же невозможности держать иначе, корм им следует бросать ночью.