Колюшка принадлежит к числу немногих европейских рыбок, строящих для своего потомства гнездо, подобно тому, как это делают макроподы, гурами, радужные и другие экзотические рыбки из семейства лабиринтовых. Колюшка, как показывает само название, отличается особенными колючками, из которых, у описываемой нами трехиглой, три находятся на спине и две, заменяющие собой брюшные плавники,— на животе. Тело ее голое, лишенное чешуи, покрыто рядом поперечных роговых пластинок, идущих от самой головы до хвоста и придающих этой рыбке вид какого-то закованного в латы средневекового рыцаря. Число этих пластинок бывает от 30 до 31. Первая пластинка очень маленькая, вторая — побольше, овальная, третья такая же, только соединена со спинным щитком, к которому прикреплена первая спинная колючка; четвертая, пятая, шестая и седьмая — уже первых трех; к седьмой прикреплена вторая колючка. Далее пластинки идут увеличиваясь до 17—18, а затем начинают сильно уменьшаться, так что последние пять образуют род полоски, упирающейся в самый хвост. Число этих пластинок у каждого вида колюшек постоянно одно и то же и не изменяется ни с возрастом, ни со временем года. Неоднократные наблюдения естествоиспытателей показали, что число это сохраняется даже у самых молодых рыбок и что вся разница их от пластинок взрослых рыбок заключается только в том, что у молодых близ брюшной полости пластинки несколько короче и имеют более извилистую оконечность. Хвост имеет вид обрубленной кисточки и отличается большой подвижностью. Голова удлиненная, челюсти выдающиеся. Рот почти всегда открытый. Глаза большие, зеленоватые, с замечательно сильной игрой, придающей немало прелести рыбке.
Рис. 8.6: Трехиглая колюшка.
Самец от самки отличается главным образом окраской. Цвет самца во внебрачное время довольно скромен. Спина зеленовато-бурая, иногда даже черноватая, бока и брюхо — серебристые, грудь и горло — бледно-розовые; но ко времени нереста цвета его становятся очень красивы. Спина принимает синеватые оттенки, тело отливает серебром, брюшко, губы, щеки и основания плавников переходят все в более и более красный цвет, пока, наконец, не сделаются совершенно шарлаховыми, киноварными, а глаза принимают такой чудный лазоревый или лиловато-голубой цвет, какой не поддается никакому описанию. Словом, в это время самчик так красив, что по яркости красок походит, скорее, на прелестно расцвеченное насекомое, чем на рыбу. Что касается самки, то в обыкновенное время почти такого же скромного цвета (исключая мелкой краснины под брюшком, которой у нее никогда не бывает), как и самчик, ко времени нереста она становится совершенно одноцветно-серебряной или даже, лучше сказать, как бы жестяной и сильно разбухает от наполняющей ее икры. Глаза ее остаются без всякой окраски или получают лишь слабый лиловатый оттенок, который никоим образом не может сравниться с дивной яркой окраской глаз самцов. Вообще окраска глаз, появляясь у самчиков раньше остальной окраски тела, может всегда, особенно же весной, служить для любителя лучшим признаком отличия самцов от самок.
Рис. 8.7: Трехиглая колюшка с мальками.
Трехиглая колюшка водится почти во всех реках Европы, но многочисленнее всего в реках Балтийского и Белого морей. Любит тихое течение и речки и озера с иловатым дном и травянистыми берегами. Здесь держится она громадными стаями, находясь постоянно в движении и с жадностью бросаясь на всякий корм, на всякую падающую крошку. Будучи чрезвычайно грозно вооружена орудиями нападения и защиты и сравнительно довольно редко становясь добычей хищника, колюшка размножается до того быстро, что, попав в какую-нибудь речку, изгоняет из нее уколами своих острых колючек вскоре всю рыбу. Чтобы сколько-нибудь уменьшить количество этой вредной рыбы, в Англии вылавливают ее всем, чем только могут, и употребляют на удобрение полей. Бывают года, что ее вылавливают там в таком количестве, что отправляют на рынки целыми вереницами возов. Кроме удобрения, колюшка идет здесь еще на корм домашней птицы, которая до нее очень лакома и которая от нее, как говорят, очень жиреет; а в прибалтийских провинциях ею кормят, кроме того, также и свиней.
Но если, с одной стороны, рыбка эта представляет крайне неприятное явление природы, то, с другой стороны, по уму своему и по интересу своих нравов является таким созданием, перед которым естествоиспытатель должен благоговеть. Ее способность строить гнезда, по сложности своей немного уступающие птичьим, ее уход за икринками, ее заботы о подрастающем поколении и, наконец, ее самозащита ставят эту крошку выше многих других высших созданий и приводят в удивление, в изумление каждого наблюдателя.
Вглядитесь хорошенько в жизнь колюшки, перенеситесь всем вашим существом в ее маленький мирок, и вы тоже будете поражены ее разумностью. Взгляните, например, сейчас — вот плывет себе тихо, спокойно колюшка: спинные иглы сложены и едва заметны, а брюшные пригнуты к бокам — теперь нет опасности. Но вдруг что-то ей почудилось, что-то стукнуло, и тотчас же спинные иглы вздымаются, боковые растопыриваются, и рыбка, сознавая свою силу, не обращается в бегство, как большинство ее трусливых собратьев, а принимает оборонительное положение, готовая сейчас же броситься на невидимого врага и исколоть и изранить его, если действительно такой окажется. Стихает все — успокаивается и колюшка: иглы опускаются, глаза перестают блестеть, и рыбка принимает опять свой прежний мирный вид. Попробуйте же теперь опустить в аквариум палку, и колюшка, прежде храбрая, сознавая теперь свое бессилие, тотчас же обратится в бегство; но если вы эту самую палку опустите тогда в воду, когда у колюшки будут дети, тогда совсем иное дело, тогда колюшка забудет о собственной опасности и, думая только о защите своих детей, с самоотвержением бросится на палку, как собака, и будет щипать и колоть ее, стараясь всячески прогнать эту грозящую жизни ее малюток опасность...
Но наступает апрель месяц, и все изменяется. Теперь все помыслы и все стремления колюшки направляются только на построение гнезда, на продолжение и сохранение своего потомства. Колюшка-самец начинает искать подходящее для гнезда местечко, заботливо плавает взад и вперед, толчется то там, то сям. Все показывает, что он чем-то особенно озабочен. Наконец, место это подыскано. Самчик останавливается, исследует его, начинает копать мордочкой находящийся на дне ил и кончает тем, что погружается в него всем телом. Двигаясь с силой и вращаясь с изумительной быстротой вокруг самого себя, он образует вскоре углубление, ямку, стенками которой служит выброшенная вращением тела земля.
Окончив эту первую работу, рыбка удаляется и, поглядывая во все стороны, как бы ищет что-то. Погодите немного, и вы увидите, как она схватит ртом травинку или обрывок корешка и, держа этот кусочек во рту, отправится прямо по направлению к ямке, которую вырыла, положит здесь травинку, утвердит ее мордочкой, наложит на нее, в случае надобности, чтобы придержать, песчинки и придавит ее ко дну животом. Затем, уверившись, что легкая былинка не может быть более унесена течением, отправляется за новой, принесет и укрепит ее так же, как и первую. Маневр этот она повторяет много и много раз, словом, до тех пор, пока дно ямки не будет полностью устлано травинками и все части этой настилки не будут достаточно плотно приложены и связаны друг с другом, что колюшка делает трением своего тела, покрытого клейкой слизью, выделяющейся у нее из отверстий на боках.
Рис. 8.8: Schistocephalus и произведенное им раздутие живота.
Уже одно это начало постройки в состоянии привести в восторг каждого внимательного наблюдателя, но что еще более изумляет и поражает его — это те проблески обдуманности, которые проглядывают всюду во всех, даже мельчайших, деталях этой работы. Так, укладывая материал, рыбка сначала, кажется, только ищет возможность собрать его в кучу; однако, как только сделает первую настилку, располагает его уже с большим старанием, заботясь о том, чтобы придать ему известное направление, преимущественно направление отверстия выхода из гнезда. Оказалась ли работа чем-нибудь неудачной — ловкий строитель вытаскивает все неудавшееся, располагает более удобным образом и переделывает всю работу снова до тех пор, пока все не устроится так, как ему нужно. Оказался ли принесенный материал по размеру или по форме неудобен — он подвергает его тщательному испытанию и отбрасывает его в сторону не ранее, как удостоверится в полной его непригодности. Но это еще не все. Устроив основание здания, колюшка приводит плавники свои в быстрое движение и, производя искусственное течение, удостоверяется таким образом, достаточно ли плотно прилегают былинки ко дну и не могут ли они быть унесены сильным током воды. Вообще при выполнении своего труда колюшка выказывает безустанную деятельность и, зорко следя за тем, чтобы никто не смел приблизиться к ее постройке, и бросаясь с ожесточением на всякую рыбу и на всякое насекомое, которое только осмелится показаться в ее соседстве, положительно выбивается из сил.
Но до сих пор заложены только одни основы здания. Чтобы закончить его, нашему архитектору придется еще много и много поработать. Его рвение тем не менее не ослабевает ни на минуту. Он продолжает собирать и сносить материал, и вскоре бока ямки, дно которой было устлано, начинают мало-помалу складываться из крепко сплоченных и скрученных травинок. Колюшка с прежним старанием склеивает их выделяющейся из ее тела слизью и затем пролезает между вновь образовавшимися стенками, чтобы оставить углубление достаточно обширное для помещения и беспрепятственного прохода самки.
Наконец, дело доходит до свода, до крыши: сносятся новые материалы для образования потолка, накладываются на построенные уже стенки и закрепляются своими концами. Рыбка продолжает свою работу тем же способом: она укрепляет и загибает травинки мордочкой, сглаживает стенки здания, пропитывает их слизью с помощью многократного трения о них своим телом. При этом углубление, внутренность гнезда, составляет предмет ее особенных забот; она возвращается в него неоднократно до тех пор, пока стенки отверстия не сделаются совершенно гладкими.
Построенное таким образом гнездо имеет или одно только отверстие, или же, что случается большей частью, оно открыто с двух сторон; в последнем случае отверстие, противоположное тому, через которое рыба входит, остается постоянно очень маленьким. Особенно рыбка старается над первым — ни одна былинка не выдается над другой, край густо покрыт слизью и сглажен с самой тщательной предусмотрительностью, чтобы вход в него отнюдь не представлял никаких затруднений.
«Не поразительно ли, не чудесно ли,— восклицает Бланшар,— подобное зрелище! Рыбка маленькая, слабенькая и производит такую трудную, долгую, сложную работу, выказывает столь невероятную предусмотрительность относительно непредвиденных случайностей и такое мужество в борьбе с гораздо сильнейшим себя врагом!»
Наконец гнездо окончено. В эту минуту рыбка является во всей красе своего брачного одеяния: цвета ее принимают поразительную яркость и спина ее отливает самыми прелестными оттенками. Расцвеченный таким образом самчик устремляется к толпе самок и начинает ухаживать за той, которая кажется ему более всего готовой к кладке икринок. Он кружится вокруг нее, ласкается и как бы зовет ее следовать за собой. Самка, со своей стороны, кокетничает с ним и на ласки отвечает ласками. Тогда самчик, уверенный, что она готова следовать за ним, устремляется к гнезду и расширяет в него вход.
Самочка, которая плывет непосредственно вслед за ним, немедленно влезает внутрь гнезда и исчезает в нем, исключая кончик хвоста, который торчит снаружи. Здесь остается она минуты две или три, выражая порывистыми движениями, что она делает усилия, чтобы выметать икру, а затем, положив икру, вырывается стремглав наружу в отверстие, противоположное тому, через которое вошла, или пробивает его сама, если оно в действительности еще не существовало. Все это требует с ее стороны таких усилий, что она выходит оттуда бледной, обесцвеченной и, по-видимому, крайне уставшей.
Между тем самчик, в то время как она сидит в гнезде, находится в страшном волнении, в таком волнении, как никогда: плавает быстро взад и вперед, дрожит всем телом, то и дело подплывает к самочке и дотрагивается до нее мордочкой, и едва она успеет удалиться, как тотчас же устремляется в гнездо и поливает икру молоками.
Но гнездо — этот предмет стольких трудов и забот — предназначается не для одной самки. Оно должно служить складом икринок, может быть, для целого их десятка. Вот почему самчик в скором времени отправляется на поиски за другой, третьей и т.д., начинает с ними заигрывать так же, как и с первой, и продолжает эти ухаживания несколько дней подряд; причем бывают даже случаи, что одна и та же самка возвращается в гнездо несколько раз. Таким образом, в маленьком гнездышке скапливается масса икринок, расположенных, по числу кладок, кучками, показывающими также косвенным образом и на то, что количество самок у колюшек гораздо значительнее числа самцов.
Наконец гнездо наполнено икрой, кладки самочек окончены, но бедняге самцу предстоит еще много трудов. Первым делом ему приходится закрыть отверстие, служившее входом и выходом самок, а затем стать бдительным стражем у колыбельки своего потомства и, удаляясь от нее лишь на небольшие расстояния, ревниво оберегать от всяких видимых и невидимых врагов.
Не позволяя никому приближаться к своему гнезду, он то и дело гоняет и преследует с яростью всех насекомых и всех рыб, привлекаемых этими складами икры, до которой вообще все водные обитатели так лакомы; а если враг слишком многочислен или слишком силен, то старается отвлечь его внимание хитростью — удаляясь от гнезда и как бы обращаясь в бегство. Однако и эта хитрость не всегда удается, и тогда бедняга или сам гибнет жертвой своего мужества и своей отеческой любви, или же яички его пожираются, гнездо разрушается, а ему приходится всю работу начать снова, к чему он, впрочем, не замедляет приступить с не меньшей, чем прежде, энергией, если только, конечно, время года не слишком уже позднее.
Эта охрана гнезда продолжается 10—12 дней, до тех пор, пока его окончательно не покинет выклюнувшаяся молодь. В продолжение этих дней самчик то и дело подплывает к гнезду и, приближая мордочку к отверстию гнезда, как бы осведомляется, все ли в порядке, и, приводя плавники в сильное движение, производит искусственное волнение воды, чтобы воспрепятствовать засорению икринок и развитию на них плесени. Но вот наступает минута выхода мальков из икры, и тучи прозрачных, как стекло, малюток-колюшек всплывают одна за другой на поверхность, неся каждая свой крупный желточный пузырь — мешочек с кормом, которым снабдила на первые дни жизни каждую из них заботливая мать-природа. Сознавая слабость новорожденных малюток, заботливый отец следит за всеми их движениями и не спускает с них глаз, как наседка со своих цыплят, старательно загоняет их в гнездо, лишь только они немного от него удалятся, и ухаживает за ними с таким рвением до тех пор, пока рыбки не в состоянии будут сами заботиться о своем существовании и не сделаются настолько быстрыми, чтобы избегать преследования хищников.
Время нереста у трехиглой колюшки длится от конца апреля до начала июля, но оживленней всего происходит в мае месяце. Впрочем, много также зависит и от температуры. Если погода теплая, то эпоха нереста наступает раньше, если холодная, то позднее, и, по словам Кювье, нередко можно встретить самочек, наполненных икрой, даже в конце августа.
Число икринок, выметываемых каждой самочкой, равняется 100—120. При последнем числе самочка бывает очень полная и кажется надутой, как шар. Икра колюшки очень крупная и замечательно прозрачная. Крайне интересно наблюдать в этих икринках развитие зародыша рыбки, а также развитие рыбьей плесени, так называемой сапролегнии, болезни, поражающей большинство наших пресноводных рыб. Наблюдения эти лучше всего производить с помощью небольшого микроскопа, положив икринки в воде под объектив.
Прежде всего мы видим, как в икринке, свернувшись клубочком, растет зародыш колюшки, как бьется у него сердечко и как переливается по жилам кровь; потом икринка начинает как будто портиться: из совсем прозрачной, какой она была прежде, становится мутной. Посмотрим на нее в эту минуту попристальнее в микроскоп — и что же? Мы различаем на икринке множество мельчайших беловатых крапинок и местами даже комки беловатых ниточек. Назавтра эти нити сольются и покроют икринку как сеточкой. Икринка сделается легче, оболочка ее слабее и будет лопаться от малейшего к ней прикосновения, от самого незначительного давления. Нити эти — болезнь икринки, рыбья плесень, болезнь смертельная. Сняв часть их, мы увидим, что бедный зародыш колюшки уже очень болен: сердце у него бьется реже прежнего, а некоторые части его или вовсе не выросли с того времени, как мы его смотрели, или выросли, да неправильно.
Между тем рыбья плесень принимает все более и. более угрожающие размеры; на конце каждой нити образуется по особой клеточке, наполненной множеством крупинок, из которых каждая покрыта особой оболочкой. Зародышки эти останутся в клеточке недолго. Не проходит, может, и часа, как они прорывают оболочку и выплывают, как живые, наружу, бегают по воде взад и вперед, обгоняют друг друга, толпятся, подплывают к краю капельки и, почувствовав недостаток воды, опять устремляются назад. Потом резвая толпа эта как бы устает, движения ее становятся тише и тише, и она вдруг совсем замирает. Усики (два) — органы, с помощью которых наши зародыши так быстро двигались, спадают, сами зародыши вытягиваются, примыкают к больной икринке и пускают в нее свои корни. Корни эти прорывают оболочку, врастают в нежное тельце колюшки... Теперь настал ее последний час, стукнула последняя минута. Бедная колюшка в икринке съеживается, кровь стынет в ее жилах, сердце начинает биться все медленнее и медленнее и, наконец, совсем затихает. Все кончено — плесень убила рыбку.
В природе колюшка вьет гнездо из соломинок, нитчатки, водяного мха и других способных сплетаться растений. Гнезда эти большей частью сидят глубоко в иле и лишь, изредка на ровной поверхности дна, так что имеют, если посмотреть на них сверху, неясное очертание каких-то горок, от 8 до 10 сантиметров величиной. Рассматривать гнезда эти и наслаждаться зрелищем их построения в природе любителю почти невозможно; но наблюдения эти можно производить очень удобно в аквариуме, тем более что рыбка эта совсем не застенчива и начинает вить гнезда, лишь бы ей дали место. Скорее всего, она, однако же, приступает к их постройке тогда, когда аквариум просторный, дно песчаное, засаженное травками, и корм обильный. Если в аквариуме много водяных растений (настоящих водяных, каковы, напр., кувшинки, валлиснерия, элодея и т.п.), то вода остается постоянно чиста и нет никакой надобности ее менять; но в противном случае воду, где живут колюшки, надо менять как можно чаще, сделать ее, так сказать, проточной, ибо иначе она начнет быстро загнивать, а сами колюшки покроются вышеописанным беловатым грибком-сапролегнией и погибнут. Еще лучше, впрочем, если в аквариуме поместить аппарат, снабжающий воздухом. В таком аквариуме, помещенном на солнечном месте, колюшки нерестятся очень скоро и дают обильный приплод. Кроме того, они скоро строят гнезда и мечут икру еще и в том случае, если взяты как раз перед нерестом из реки, а не проводили зиму в аквариуме. По крайней мере, сколько раз мне ни приходилось выписывать колюшек весной, они почти всегда сейчас же начинали нереститься, между тем как жившие в аквариуме нерестились, наоборот, лишь в редких случаях. Выписывать колюшек надо пораньше, не позднее конца марта, иначе может случиться, что вы получите рыбок уже выметавших икру, что, впрочем, нетрудно заметить сейчас же как по отсутствию яркой окраски у самцов, так и по отсутствию толстоты живота у самок.
Разведение колюшек в аквариуме не представляет никакого труда, и, можно сказать, нет любителя, у которого бы они были и не разводились. Что касается до раскармливания их молоди, то с ней надо поступать так же, как с макроподами, т.е. насколько возможно больше кормить циклопами, дафниями и др. Чем больше давать им корма, тем они быстрее будут расти и через год достигнут роста своих родителей. Впрочем, в случае необходимости они могут кормиться первое время и зеленью, покрывающей стекла аквариума, и только когда сделаются покрупнее, то следует давать им нарезанного мотыля. Поступая таким образом, я вырастил более 40 штук. Но заращивал аквариум, конечно, как можно гуще, так чтобы водоросли покрывали не только стекла, но и растения. Аквариумы с взрослыми колюшками следует держать лишь на хорошо освещенном месте.
В дополнение всего сказанного прибавлю, что в аквариуме колюшки живут хорошо, но недолго. У меня они никогда не проживали более 2 зим и обыкновенно погибали почти всегда тотчас же после кладки икры. Те же, которые и проживали этот срок, во второй раз уже никогда не метали икру и в конце концов покрывались грибком и умирали. Переживали кладку больше самцы. Вообще предположение Кювье о том, что рыбки эти живут всего 3 года, по-видимому, верно.
Затем, их надо держать лучше в отдельном аквариуме, так как, будучи от природы чрезвычайно драчливы, они обижают других рыбок, нанося им часто своими шипами даже опасные раны — а главное, для того, чтобы и эти рыбы, в свою очередь, не мешали им строить гнезда. Единственно, с кем они могут жить в мире,— это гольяны. Почему?— неизвестно, но в новом Парижском аквариуме в Трокадеро гольяны, посаженные вместе с колюшками, жили несколько лет и уживались с ними отлично. Кроме того, такое же мирное сожительство я наблюдал сам в бытность мою в Берлинском аквариуме.
Наконец, замечу еще, что по окончании помета икры самок надо тотчас же удалять, иначе они немилосердно будут загнаны и забиты самцом. Окончание помета узнается по тому, что самки из толстых, серебристых становятся похудее и с черными поперечными полосами.
Интересные опыты произведены еще над обонянием колюшек.
Обоняние, как известно, у разных рыб развито различно, и притом, большей частью обратно силе их зрения: отлично — у плохо видящих и слабо — у дальнозорких.
Если бросить незаметно в аквариум, где находится колюшка, несколько крошек рыбьего корма, то она вдруг останавливается и начинает принюхиваться, о чем можно судить по частому поднятию головы. Потом принимается суетиться, бросается из одного места в другое, поднимается к поверхности, опускается вниз. Несомненно, не видя крошек, она чувствует их и ищет. Такие поиски длятся довольно долго. В конце концов колюшка находит-таки корм, жадно схватывает первую крошку, но сначала, как бы не удостоверившись еще в том, то ли это, что она ищет, выплевывает и проглатывает ее лишь при вторичном схватывании.
Но самые любопытные опыты произведены г. Эриксоном над хитростью и сообразительностью этой рыбки.
Чтобы проверить, насколько она сообразительна, г. Эриксон сделал из двух длинных, изогнутых в виде зигзагов полосок белого картона заграждения и поместил их в небольшой аквариум. Получился узкий, извилистый коридор.
Пущенная сюда колюшка сначала пришла в недоумение, как ей проплыть через такой лабиринт? Но потом, сообразив, попробовала проплыть до первого колена, а когда это ей удалось, то постепенно, то подвигаясь вперед, то возвращаясь назад, прошла и все повороты до конца. С этой минуты она была уже как дома, входила в коридор без малейшей боязни и каждый раз проплывала его до конца.
Тогда он перегородил аквариумчик полосой белого картона с рядом вырезанных круглых отверстий на одной высоте и на одном расстоянии, но различных размеров.
Колюшка сейчас же приступила к исследованию дыр, просовывая голову и пытаясь пролезть. Вскоре соответствующие ее величине отверстия были пройдены. Но этого было для нее мало. Ее, по-видимому, интересовали еще и другие. И вот она переходила с одной стороны на другую, засовывая голову в более мелкие и пытаясь, нельзя ли и здесь как-нибудь пролезть. Часа через два, однако, она ознакомилась с ними вполне. Проходила безошибочно в те, которые были ей по росту, и проплывала мимо остальных.
Чтобы удостоверится, насколько она сознательно это делает, г. Эриксон заклеил одно из тех отверстий, через которые она свободно проплывала. «Надо было видеть удивление,— говорит он,— когда, подплыв к знакомому отверстию, она вынуждена была отступить. Неоднократно она удивленно искала прохода, останавливаясь на знакомом месте и поводя глазами. Потом стала уже проплывать мимо без остановок, а для перехода с одной стороны аквариума на другую пользоваться лишь оставшейся пригодной для этого дырой».
Тогда г. Эриксон в оставшееся свободным отверстие засунул стеклянную пробирку. Рыбка, ничего не подозревая, быстро вплыла в дыру, но, очутившись в пробирке, с волнением попятилась обратно и не без труда выбралась вон. Так повторялось раз десять: ей, очевидно, хотелось пробраться на другую сторону, а другого пути не было. После ряда неудач она перестала входить так опрометчиво и, засунув голову, тотчас же вытаскивала ее обратно, а через несколько часов останавливалась уже только перед отверстием, заклеенным бумагой, видимо обдумывая: попробовать пройти или нет? Это происходило так правильно, что не только узнавание места, но и понимание опасности казалось вне сомнения. Интересно, что когда была снята наклейка на этом отверстии, то колюшка все-таки боялась войти в него, предполагая, по всей вероятности, еще какую-нибудь тут ловушку...
Под Москвой колюшки не встречаются, но зато под Петроградом, в Неве и Невках их такое множество, что их ловят просто на кусочки хлеба, навязанные на нитку. Достать их, однако, и в Петрограде в продаже трудно, так как там ловить их никто не хочет. А потому в Москве получить их можно оттуда лишь в том случае, если у кого есть знакомый, который бы заказал рыбакам их наловить. За ведро этих рыбок рыбакам платят от одного до двух рублей. Переслать рыбок надо, конечно, с пассажирским поездом. Такое путешествие они переносят легко, и мне привезли раз в большом жестяном молочном кувшине более двухсот штук колюшек, из которых за все время пути погибло не более 30 штук. Сосуд, в котором их везут, не надо доливать водой доверху.
Достать в Москве интересных строителей этих можно бывает большей частью только весной.
Полученных рыбок надо тщательно осматривать и покрытых грибком немедленно отсаживать от других, так как иначе все заразятся и погибнут. Часто грибок становится виден лишь через несколько дней после привоза, а потому надо постоянно тщательно следить за этим. У меня был прискорбный случай, что погиб от вновь привезенных целый выводок своих, выведенных и выращенных в аквариуме. Кроме грибка у колюшек бывает часто еще другая болезнь, заключающаяся в необычайном вздутии живота (рис. 7.102), который раздувается настолько, что он лопается и рыбка умирает. Болезнь эта зависит от глиста Schistocephalus solidus Crepl., изображение которого помещено на том же рисунке. Таких глистов, достигающих до 11/2 вершка длины, попадается в рыбке в некоторых изобилующих ими местностях иногда до 5 штук и более.