Эта рыбка — самый маленький вид колюшек. От трехиглой она отличается большим количеством колючек, игл, которых у этой колюшки бывает 9—10, совершенно голым, непокрытым даже роговыми пластинками телом и большой вытянутостью его. Общий цвет тела — буро-желтый, со множеством черноватых точек у самцов и поперечных полос у самочек, брюхо — беловато-желтоватое. Во время нереста самцы становятся совершенно черными, как бы бархатными, и только брюшные колючки остаются иссиня-белыми, а самочки также черными, но только до половины, т.е. спина и бока у них черные, а живот остается белым.

Для любителей девятииглая колюшка еще интереснее, чем трехиглая, так как гнезда свои строит не в иле, а среди стеблей водяных растений (рис. 8.9) и, следовательно, их гораздо удобнее наблюдать. Способ постройки гнезда, впрочем, тот же, что и у трехиглой: скрепляющим цементом здесь, как и у трехиглой, является выделяемая телом слизь.

Схватив тоненький корешок или нитчатку потверже, самец обвивает ее вокруг стебля растения, затем на эту наматывает вторую, третью и т.д. и образует под конец род клубка или шара. Образованию этого клубка немало содействуют колючки спины и живота, которые то придерживают травки, то придавливают их. Свив такой шар, самец начинает усиленно мордой и иглами проделывать в нем отверстие и делает это до тех пор, пока оно не примет вид муфты, внутренность которой он тщательно выкладывает самыми нежными и шелковистыми волокнами, чтобы сделать ее как можно более мягкой и пушистой. Затем, отделав отверстие гнезда, он отправляется в поиски за самкой и, выбрав себе одну по вкусу, приводит ее к гнезду. Самка мечет икру, а он поливает ее молоками. Если гнездо еще недостаточно наполнено икрой, самец отправляется за новой самкой и проделывает с нею то же, что и с первой; если и после этого неполно — за третьей и т.д., до тех пор, пока все гнездо не будет наполнено икринками. Тогда все самки удаляются, а он становится у гнезда на часах и никого к нему не подпускает, будь то даже рыба вдвое или втрое больше его самого, и если вы вздумаете отгонять его даже палкой, то он нисколько не испугается, а станет бросаться на нее, как какая-нибудь собака.

Дней через двенадцать начинается выход молоди из икринок. Молодые колюшки вылезают из гнезда тучами, почти столь же густыми, как тучи поденок. Они кажутся сделанными как бы из кристалла и, двигаясь по воде, покачиваются на своих желточных пузырях, как на легких, прозрачных шарах. Счастливый отец кажется довольным и веселым; единственно, что мешает ему быть вполне счастливым,— беспомощность его молодого поколения. Ибо мать-природа, снабдив его малюток желточным пузырем, этим складом питательных веществ, необходимых для поддержания их сил в первые дни жизни, дала им в то же время в этом пузыре такую тяжесть, которая лишает их всякой возможности спасаться и укрываться в случае преследования и нападения их бесчисленных врагов. И вот на охранение от этих-то врагов, на устранение этой-то беспомощности и устремлены теперь все отеческие заботы нашей крошечной рыбки. Взъерошив иглы, следит она за всеми движениями своей молоди и окружающих ее врагов, не выпускает ее ни на минуту из вида, а чуть где покажется опасность, тотчас загоняет малюток в гнездо.

Теперь позволю себе еще рассказать, как случилось такое построение гнезда у меня.

Колюшек своих приобрел я довольно поздно, что-то около начала марта. Приобретая их, я прежде всего очутился в крайнем затруднении; как отличить самку от самца, так как относительно этого обстоятельства нигде никаких верных указаний не существует. Правда, из этого затруднения несколько вывело уже меня внимательное рассмотрение рыбок: оказалось, что в окраске их замечалась некоторая разница, и разница довольно резкая — именно, одни были просто буровато-желтого цвета со множеством мелких черноватых крапинок и таких же тусклых пятен, а другие точно такого же цвета и с такими же крапинами, но с совершенно ясными черными, извилистыми пятнами (последние были продолговаты и расположены как у зебры или тигра). Однако до полного определения пола еще было далеко, а потому, видя разницу, но тем не менее не зная, какие самки, какие самцы, я взял тех и других по паре и, привезя их домой, тотчас же поместил в небольшой аквариумчик в 7 вершков длины, 5 ширины и 6 высоты. Дно этого аквариума было покрыто толстым слоем речного песка и густо засажено валлиснерией; кроме того, в нем были посажены два кустика марсилии, один куст калля, да на поверхности плавало несколько веток элодеи и кучек ричии. Аквариум был поставлен на солнце, но в самую жару затенялся опускавшейся занавеской. Вода в нем имела постоянно +17—+19° по Реомюру и лишь к вечеру опускалась до 16°.

Не прошло двух дней, как цвет моих колюшек начал вдруг меняться. Серовато-желтые сделались совершенно черно-бархатистыми (такого цвета, как бывает стекло, покрытое густым слоем копоти), а брюшные колючки молочно-белого цвета с синеватым отливом; пестрые же — тоже бархатисто-черными, но не все, а только до половины тела; брюшко же их оставалось белым и было покрыто множеством черных точек (у одних из пестрых близ жабр было даже по нескольку малиноватых пятнышек, но пятнышки эти то появлялись, то опять исчезали).

Сначала, как я сказал, колюшек у меня было четыре, но потом, так как одна из желтеньких выскочила, осталось всего три: желтенькая и две пестреньких: одна побольше, а другая поменьше. Пока колюшки были желтенькими, они жили мирно, а как только почернели, тотчас сделались страшно буйными и черненькая вместе с пестренькой побольше начали нападать на пестренькую поменьше: не давали ей нигде прохода и до того ее забивали, что она, бедненькая, положительно не знала, куда ей деваться; к тому же на нее напал грибок, который, изъев все плавники, сделал ее еще менее способной избегать щипков. Но особенно неприязненно относилась к ней пестренькая: она то и дело гонялась за ней по аквариуму и щипала ее без всякого милосердия. Смотря на эту непонятную для меня ненависть и не зная опять-таки наверно, какие из рыбок самцы и какие самки, я решил, что, вероятно, это были самчики.

На деле, однако, оказалось совершенно противное, ибо, не прошло и трех дней, как, подойдя к аквариуму, я, к величайшему своему удивлению, увидел черненькую плавающей с веточкой ричии во рту, а внизу в уголке, у основания куста валлиснерии,— небольшое, в виде зеленой кучки гнездышко. Дотащив веточку до этой кучки, черненький (теперь не было сомнения, что это был самчик) старался всячески прикрепить ее к гнездышку: втыкал ее носом в песок, приглаживал ее телом, присыпал крупными песчинками; но ветка эта, будучи слишком легка, очень трудно держалась и то и дело всплывала на поверхность.

Видя, что материал, которым пользовался мой строитель, был слишком для него неудобен, я задумался было, какой бы ему подыскать, как вдруг мне бросились в глаза корни циперуса. Тотчас же я нарезал несколько штук самых молоденьких и бросил их в аквариум. Материал этот как нельзя более пришелся по вкусу колюшке, и она сейчас же потащила один корешок к гнезду. Выбирая из корней самые гибкие, она ловко втыкала их одним концом в песок, а другим концом или тоже втыкала в песок, или сплетала его с другими корнями и прикрепляла слизью к поверхности гнезда. Добавляя к гнезду корешок, рыбка каждый раз влезала внутрь гнезда и, потрясая его, проделывала в нем значительное углубление. Когда же гнездо было наполовину окончено, начала еще более в него углубляться и, пролезая насквозь, образовала в нем, наконец, нечто вроде туннеля... так что все гнездо приняло вид муфточки; пролезая сквозь гнездо, она каждый раз поднимала свои иглы и, раскачивая сильно гнездо, как бы пробовала его крепость. Вся работа эта длилась дня полтора, много два.

Окончив постройку и убедившись в ее прочности, самчик начал ухаживать за самочкой, причем выбор его пал на ту, которая была покрупнее (поменьше, больная, лежала постоянно в уголке), увивался вокруг нее, плавал по направлению к своему гнезду, как бы приглашая следовать за собой, тащил ее за плавники, за хвост... Самочка, в свою очередь, по-видимому, очень благоволила к нему и даже как будто его ревновала, ибо стремительно бросалась на маленькую, лишь только самчик проплывал мимо нее, но почему-то в гнездо за ним не плыла и икры не выметывала (очень может быть, что она была еще незрелая). Так промучился бедняга дней пять, потом стал ухаживать за больной самочкой — больная тоже оказалась негодной... и бедное гнездышко, плод стольких трудов и стараний, было заброшено, отделилось от дна и всплыло на поверхность. Несколько раз я пробовал погружать его снова в песок и придерживал его маленькими колышками. Самец время от времени навещал его, влезал вовнутрь, встряхивал и приводил в порядок. Корни, из которого оно было сделано, разрослись, распушились, так что оно стало еще больше, красивее... но жильцов в нем по-прежнему не было.

Тогда, желая сохранить этот редкий образец гнезда, я вынул его из аквариума и поместил в небольшую баночку с водой, но вследствие ли того, что самчик за ним более не ухаживал и не покрывал его слизью, или вследствие какой-либо другой причины оно начало разбухать и расползаться. Испугавшись, я снова поместил его в аквариум. На этот раз, однако, оно окончательно было покинуто и, разваливаясь все более и более, расползлось наконец совсем... Огорченный самчик начал было строить другое гнездо между стеблями марсилии, но не докончил...— недели через две околела, покрытая грибком, вторая самочка (первая околела еще раньше), а немного спустя последовал за ней с горя и сам бедный умненький строитель. Никогда я еще не сожалел ни об одной рыбке так, как об этой...

В неволе девятииглые колюшки живут так же хорошо, как и трехиглые, и отличаются не меньшим, чем эти последние, аппетитом. Интересно смотреть, с какой жадностью они устремляются на бросаемого им мотыля, вырывают его друг у друга и часто приходят в такой даже азарт, что поднимают иглы и наносят друг другу удары. Признаком того, что они наелись, так сказать, до отвала, может служить их хвостик, который в таком случае загибается у них кверху и имеет такой вид, как будто он сломан. Впрочем, они поднимают так хвостик свой иногда даже и просто лежа на песке, но в этом случае он движется у них взад и вперед, как будто что-то загребает,— зрелище для того, кто его видит в первый раз, очень занимательное.

Напрасно некоторые предполагают, что описываемые нами колюшки миролюбивее трехиглых,— они не менее драчливы и к другим породам рыб относятся, пожалуй, еще неприязненнее, чем их трехиглые собратья. Г. Этикер, получив как-то весной транспорт горчаков, поместил их вместе с колюшками и все время радовался, как они мирно живут. В результате, однако, оказалось совсем противное. Не прошло и недели, как горчаки стали умирать чуть ли не десятками в день. Г. Этикер предполагал, что причиной этой смертности было то, что горчаки не могли выметать икры, но мне кажется, что предположение это неверно, и что смерть бедных горчаков произошла ни от чего иного, как от ранений колюшками.

По крайней мере, когда у меня как-то раз лопнуло в аквариуме стекло и я вынужден был поместить к колюшкам несколько малявок, подъязиков и т.п. мелочи, то они тотчас же начали преследовать их с ожесточением и почти всех уничтожили. Сначала погибли самые маленькие и слабые, а затем дошло дело и до крупных. При преследовании более ловких и быстрых малявок, маленькие хищники прибегали к такого рода хитрости: они общипывали им хвосты, плавательные перья и, доведя до совершенно беспомощного состояния, вырывали им глаза, после чего или бросали их, или же разрывали на части. Словом, показали себя у меня столь воинственными, что я невольно склоняюсь к мысли, что смерть горчаков г. Этикера была, скорее всего, их делом.

В аквариуме этот вид колюшек живет очень хорошо и единственно от чего гибнет — от грибка, о котором я говорил уже при описании болезни икринок трехиглой колюшки. Болезнь эта крайне прилипчива, а потому, как только одна из них заболеет этой болезнью, надо ее тотчас же отделить от других и, если можно, сменить как можно скорее всю воду в аквариуме. (Вообще колюшки эти любят возможно более частую перемену воды и в проточной воде покрываются грибком гораздо реже.) Говорят, однако, что лучший способ предохранить колюшек от этой болезни — это держать их в соленой морской воде, к чему они привыкают довольно легко, так как и в природе встречаются большей частью на взморье. Неприятно бывает им только первое время, пока, попав в совершенно новую среду, они не могут никак настолько сжать свой плавательный пузырь, чтобы опуститься на дно, и потому плавают все время близ поверхности. Но потом, когда они освоятся и, попробовав несколько раз, достигнут, наконец, дна, то живут в этой воде так же хорошо, как и в пресной.

Кроме вышеописанной болезни у девятииглой колюшки бывает часто еще крайне странная и, по-видимому, не причиняющая ей особенного вреда болезнь — это род бородавок, шариков или наростов. Бородавки эти имеют вид шариков, появляются под кожей и достигают иногда весьма крупной, для роста рыбки, величины горошины и более. Таких наростов разных величин, начиная от булавочной головки и до сейчас указанной, бывает на рыбке по несколько. Место появления их большей частью близ хвоста на спине или близ головы. Что это за волдыри — мне не пришлось исследовать, но, по всей вероятности, это псороспермии — простейшие организмы, представляющие как бы переход от животной жизни к растительной. Бородавки эти не остаются одинаковой величины, но постоянно увеличиваются в росте и иногда как будто даже под кожей делятся на несколько частей.

Кроме этих двух видов колюшек в России встречается еще третья, так называемая плоскобрюхая, или зеленая, колюшка (G. platygaster), у которой тоже 9 игл на спине, как у сейчас описанной, но у которой в то же время бока покрыты роговыми пластинками, как у трехиглой. Колюшка эта особенно многочисленна в низовьях Днепра, в Черном море близ Одессы, а также в ильменях близ Астрахани. О нравах ее и способе вить гнезда пока ничего не известно, так что крайне желательно, чтобы нашелся любитель, который занялся бы ею и, познакомившись поближе, описал бы ее нравы. По всей вероятности, он нашел бы немало нового и интересного.