...Сегодня я съел впервые жареную игуану. Это такая большая ящерица, знаете? Признаюсь, что ветчина была бы не хуже. Любите вы игуан, Тэккер?

Выше я писал о том, что одна из ящериц, с которой я был накоротке – геккон токи,– произвела на меня глубокое впечатление своей неординарностью. Это длилось довольно долго–пока я не свел знакомство с Зеленым Джоном. Так был окрещен молодой самец зеленой игуаны (Iguana iguana), и его подарил мне чехословацкий биолог Ян Недвед весной 1979 года. При первом знакомстве с Джоном я несколько опешил – меня поразили не его солидные габариты, не плотный, как частокол, гребень на спине и прочие архитектурные излишества, не внушительные хвост и челюсти, а присутствие столь не свойственной рептилиям, при всех их прочих достоинствах, ярко выраженной индивидуальности. Джон, возлежавший на суку, увидев меня, слегка приподнялся, склонил голову чуть набок и вниз и прищурил левый глаз – в этом выражении мне почудилось презрение и скука – он словно вопрошал: "Ну что, новый хозяин?" Наряд игуаны резал глаз своей вызывающей тропической окраской (наши закавказские ящерицы серо-желтые), а кроме того, она поражала своим рыцарским убранством. Вся голова была усеяна чем-то вроде кольчужных пряжек, а снизу висел объемистый горловой мешок, как подгрудок у племенного быка.

Но этот рыцарь оказался поначалу трусоват – стоило протянуть к нему руку, как он слетел с коряги и начал метаться по террариуму, так что я быстро отдернул руку, опасаясь за игуану и за стекла. Надо было наладить быт этого чудища, но я все не мог вспомнить, что едят игуаны, зато вспомнил, что едят их самих. Тогда я стал рыться в книгах, в них опять же превозносились гастрономические достоинства зеленых игуан (одна из них получила название "деликатиссима"), описывались многочисленные способы их добычи. На вопрос, что же ест игуана, я в конце концов нашел ответ; зелень, фрукты и овощи всевозможных сортов и даже цветы, так что поставить ее на довольствие в нашем южном городе казалось несложно. В это мне верилось с трудом: никогда не держал ящериц-вегетарианок – все они с аппетитом пожирали насекомых, пауков, мучных червей, лишь агамы ели иногда кусочки фруктов; а такие же крупные, как Джон, серый и бенгальский вараны (Varanus griseus, V. bengalensis) лопали мясо и яйца и готовы были сожрать любую живность, попадающую к ним в клетки.

Авторитетам надо верить, и вот у меня в руках пучок зелени. Завидев зелень, Джон явно оживился – как никак долог путь от Праги до Баку,– степенность с него слетела, а сам он слетел с коряги. Я протянул ему кресс-салат; Джон, разинув пасть с розовым мясистым языком, смачно откусил от листа и, дергая пучок, начал жевать, двигая челюстями,– корова, да и только! Джон как должное принял капусту, морковь, вишни, черешни, арбуз, дыню, огурец, люцерну и многое другое, не отказываясь временами от мяса и дохлых мышей.

Часами он красовался, как изваяние химеры, на коряге – своем сторожевом посту,– спускаясь вниз лишь за едой или чтобы принять ванну в кювете с водой. Туда же Джон неизменно справлял нужду – он завел привычку это делать сразу же после очередной чистки террариума после того, как я начищал до белизны кювету и наливал в нее свежую воду. Интересно, так ли поступают живущие на деревьях игуаны Южной Америки и с чем связана эта привычка, свойственная, кстати, многим рептилиям, особенно черепахам.

Как проходит жизнь игуаны на родине, в южноамериканской сельве? По утрам, пока в лесу темно и прохладно, она сидит на земле (так же ведет себя игуана в террариуме), но с первыми лучами солнца ящерица карабкается повыше. Этот свой насест она хорошо помнит, и, если отнести ее метров за двести, она возвращается – правда, на это у нее уходит 18 дней. С расстояния метров триста игуана вернуться уже не может и вынуждена искать новое пристанище.

Восседая на насесте, игуана принимает солнечные ванны, при этом она все время начеку, и не позволяет себе расслабиться. Она может смежить веки, но на нижнем веке у нее есть прозрачное окошечко. Таким образом, игуана способна видеть с закрытыми глазами, через своеобразные очки, защищающие от яркого тропического солнца.

Ястреб или человек, удав-констриктор или оцелот– игуана срывается в головокружительном прыжке вниз, иногда летит с высоты 15 метров и, ломая подлесок, приземляется: ветви и листья смягчают удар. Но чаще игуаны располагаются на ветвях, нависающих над водой, и, врезавшись в воду, ныряют, уходя от врага. Иногда этот смертельный номер – ведь на карте жизнь игуаны – не удается: и тогда со связанными лианой лапами ее выносят на базар, или же какой-нибудь зоолог, вскрыв непомерно толстого двухметрового констриктора, обнаруживает у него внутри метровую игуану (именно такой случай был зарегистрирован).

Если прыжок закончился удачно, грузная игуана уходит по воде вплавь или же, нырнув, затаивается. В тех же краях есть другой вид игуаны, тоже зеленой окраски, получивший название библейского чудовища: "шлемоносный василиск" (Basiliscus basilscus). Василиск, прыгнув в воду, предпочитает оригинальный путь спасения, вновь заставляющий нас вспомнить Библию. Он уходит по воде... "аки по суху", за что глубоко верующие латиноамериканцы прозвали пресмыкающееся Хесус Кристо (Иисус Христос).

Творит чудо василиск, молотя в беге с частотой пулеметной очереди задними ногами по воде, а корпус его высовывается из воды, совсем как у корабля на подводных крыльях.

Василискам, по наблюдениям ученых, иногда перепадает с обезьяньего стола: когда стадо ревунов кормится на дереве, они швыряют плодоножки анакардиума, и василиски их подъедают уже на земле.

Кроме материка – северной части Южной и Центральной Америки,– зеленая игуана завезена на Виргинские и Малые Антильские острова. Это, конечно, сделал человек, не зря удостоивший ее титула "деликатиссима".

Четверть века активного наступления людей на южноамериканскую сельву – и зеленая игуана из самого обычного превратилась в редкий вид. Вырубка лесов и отлов (как на мясо, так и для продажи живьем) подорвали численность игуан. Эта великолепная ящерица – предмет мечтаний многих террариумистов, и зоомафия идет на всякие ухищрения, чтобы удовлетворить спрос на нее. Так, в 1980 году была вскрыта крупная международная афера, связанная с подделкой документов Конвенции об ограничении торговли редкими видами, когда тайно пытались вывезти игуан из Гватемалы.

Специалисты-природоохранители решили пойти своеобразным путем: заинтересовать в охране игуан их основных потребителей – жителей лесов Южной Америки. Исследовательница из Германии Д.Вернер, огородив сеткой участок леса в Панаме, стала разводить зеленых игуан, и уже вскоре двум сельским общинам передали 1200 ящериц, чтобы те сами разводили их в качестве домашних животных. Таким образом, короткий список видов, используемых в герпетокультуре, увеличился еще на одну строчку.

Игуана теплолюбива, более того, ей, жительнице верхушек деревьев, нужна естественная солнечная радиация, которую зимой в домашних условиях может заменить ультрафиолетовый свет. И летом Джон на бакинском солнце в открытом вольере прямо-таки расцветал, бока его делались крутыми, как у упитанной лошади, а репица хвоста толстела – поневоле вспоминались экзотические рецепты.

Потом Джон поселился в Бакинском зоопарке: он быстро рос, и в комнатном террариуме ему стало тесновато. Ведь зеленые игуаны достигают более полутора метров в длину; сворачиваться, как змеи, они не умеют, и им нужен немалый простор для лазания. Всего он прожил в неволе более семи лет...

Игуаны широко распространены в западном полушарии. Найдены останки и в Европе в эоценовых отложениях возрастом 65 миллионов лет. Они во многом схожи с агамами и отличаются от них только строением зубов. Можно сказать, что в обеих Америках они замещают агам. Как и агамы, игуаны представлены множеством форм: древесных, горных, пустынных; есть один вид, поселившийся в море,– это галапагосская морская игуана (Amblyrhynchus cristatus), тот самый, мирный дракон, которого встретил епископ Томас де Берланга, ступив на землю Очарованных, или Галапагосских, островов – Лас Энкантадас. Морских игуан на Галапагосах довольно много и до сих пор. Они целыми стадами возлежат на камнях, омываемых волнами, так же как и 400 лет назад, когда их предки безучастно взирали на изнемогающих от голода и жажды высадившихся испанцев. Им повезло больше, чем галапагосским черепахам, хотя навряд ли морская игуана по вкусу уступает своим материковым сестрам. Внешность одной из них, по мнению капитана парусного судна британского королевского флота, "была настолько безобразна, что никто из команды не решился испробовать ее на вкус".

Это единственная ящерица, живущая в море, где она кормится водорослями, растущими на подводных скалах. Обычно игуаны пасутся на глубине 5 метров, куда опускаются, прижав лапы к туловищу и волнообразно извиваясь всем телом и сплющенным с боков хвостом, но иногда аквалангисты находили их на глубине и 20–30 метров. Далеко от берега эти ныряльщицы не отплывают: акулам прибрежных вод не свойственна брезгливость британских военных моряков.

У этих ящериц есть интересные адаптации к морской жизни: они могут находиться под водой минут пятнадцать-двадцать, но могут и побить рекорд, просидев под водою до одного часа, хотя дышат, как и все рептилии, атмосферным воздухом. Когда игуаны едят водоросли, они заглатывают морскую воду, и организм их оказывается перенасыщенным солями – избыток этих солей они выводят из носа.

Долго находиться под водой игуаны не любят, им ведь нужно тепло, а тут приходится переохлаждаться, температура тела падает на 10 градусов, и они спешат, набив желудок, на нагретые камни. Однако у них есть механизм сжатия артерий, замедления циркуляции крови – это помогает сохранить запас тепла. Обогревшись до 36–37 °С, игуаны могут продолжить кормежку в воде. Но еще Чарльз Дарвин заметил, что в отличие от истинно морских животных – тюленей и черепах, которые, если их вспугнуть, кидаются в спасительные волны, – потревоженные морские игуаны лишь неохотно отползают подальше от берега, а если их начать спихивать в воду насильно, то будут упорно карабкаться на сушу.

Их безразличие к человеку – прямой контраст с пугливостью зеленой игуаны. Американский натуралист Уильям Биб выводил у них на спинах буквы, поймав с помощниками за пару часов штук сорок этих ящериц. Когда их ловили с помощью удочки-петли, то игуаны лишь безучастно наблюдали, как люди сдергивают их соседок со скалы одну за другой и как близится их очередь. Биб ловил и отпускал одну игуану шесть раз подряд, но этот опыт ее ничему не научил – после шестого раза она лишь "стала ручнее".

Безразличны они и к другим животным и спокойно переползают через морских львов, а через них переползают в свою очередь крабы.

В этих внешне беспорядочных скоплениях, где все драконы для нас на одно лицо, существует строгая иерархия. Скопления состоят из отдельных гаремов, и султаны-властелины время от времени вступают в споры, пытаясь расширить границы своих султанатов, бодаясь и толкаясь. Схватка может длиться до четырех минут, и судя по тому, что наблюдали, как одна из игуан выбрызгивала потом струйки крови из ноздрей, проходят они далеко не безобидно. А перед этим они долго шлют вызовы друг другу, кивая головами и приседая. Эти кивки – универсальный язык агам и игуан. С нашей точки зрения язык этот беден, но для специалистов по языку животных и самих ящериц он достаточно емок. Разные виды игуан, живущие на одной территории, "говорят" на разных "диалектах", а то неровен час, кивок "сдаюсь", соответствующий у людей поднятым вверх рукам, будет расценен как угроза и чужой самец не прекратит своей агрессии до полной победы. Как же игуаны добиваются этого? Оказывается, кивки разных видов имеют разную частоту и амплитуду – этот простой механизм обеспечивает надежную изоляцию вида.

В неволе, где морским игуанам деваться некуда, самоутверждение ящерицы-доминанта приводит к тому, что в группе появляется "козел отпущения"–он греется на худших местах, ест последним, а потом и вообще перестает есть; конец его плачевен – это, как правило, смерть от истощения.

Яйца самки морских игуан откладывают на берегу, роя ямки. При этом они швыряют песок не глядя, и бывает, что засыпают своих товарищей в соседних ямках или же выбрасывают (разумеется, не намеренно) чужие кладки. Такое же отмечается и у зеленых игуан, у которых есть нечто вроде "коллективных инкубаторов", где иногда возникает сильная "перенаселенность". Молодь игуан держится группой: стадность обеспечивает выживание. Зеленые игуаны постоянно возвращаются к местам откладки яиц, вылупившиеся поступают точно так же.

Наружные паразиты – клещи – досаждают даже морским ящерицам. Но есть у них и друзья – санитары: когда игуаны греются на камнях, их окружают крабы и вьюрки; одни собирают паразитов клешнями, другие попросту склевывают их; когда кормятся под водой, функции чистильщиков переходят к рыбам абудельдуф.

У других видов игуан при туалете существует взаимопомощь. Такое внутривидовое ухаживание биологи назвали "груминг" (от английского слова "groom" – "конюх"). Игуаны-циклуры (Cyclura cyclura) окружают линяющую особь, отдирают отмершие куски кожи. Ей это явно нравится, она им помогает, подставляя бока и лапы. Как и гекконы, лоскуты кожи циклуры съедают. Один чудак по имени Карл Ангермайер, живущий на Галапагосах, опроверг мнение герпетологов, основанное на вскрытии желудков, что морские игуаны не едят ничего, кроме водорослей. Во-первых, он научил их собираться на свист, а во-вторых, скармливал им сырую козлятину, рис, овсянку, хлеб и макароны.

Кроме морских игуан, на Галапагосах живут и сухопутные со странным названием "конолофы" (Conolophus subcristatus). Увидев их, Чарльз Дарвин отметил, что "низкий лицевой угол придает им необыкновенно глупый вид".

Дарвин с трудом смог разбить палатку на острове, где они жили – нельзя было найти участок, свободный от нор игуан. Через 70 лет на этом же острове нашли одни лишь кости наземных игуан.

Конолофов от клещей избавляют пересмешники. Эти игуаны–мирные твари, но если вторженец вздумает пинать их ногами, то, защищаясь, они способны даже прокусить обувь. Пожирая кактусы, они глотают прочные, как сталь, шипы длиной с иголку. Из таких шипов иногда полностью состоит их помет – там, где они его оставляют, кактусы пышнее.

И все-таки им пришлось хуже, чем морским игуанам, ведь одичавшие козы и коровы стравили на островах всю растительность, а молодняк их и кладки опустошаются все теми же одичавшими животными, которые неуклонно сводят на нет поголовье исполинских черепах: свиньями, собаками, кошками.

Есть у конолофа враг и в дикой природе: галапагосский канюк. Враг этот извечный, но поиски пропитания этой птице облегчили козы: не так-то легко спрятаться крупной ящерице в разреженной растительности. Игуаны (и зеленые в том числе) замирают, когда слышат крик хищной птицы, и этим пользуются охотники на игуан, искусно его имитируя.

С пустынными игуанами (Dipsosaurus dorsalis) были поставлены любопытные опыты. Завидев тень ястреба на земле, они кидаются в укрытие. Так же они ведут себя и в лаборатории–при появлении силуэта ястреба. Установили, что путь к укрытию они находят, ориентируясь по углу поляризации света – как искусственной, так и естественной.

Перенесемся теперь на снежные вершины Кордильер, где огромная тень от крыльев кондоров приводит в бегство диких викуний – предков ламы. Казалось бы, тут не место рептилиям, тем более игуанам, но один их род, Лиолемус, покорил и горные вершины. Эту ящерицу находили на высоте 5000 метров над уровнем моря, где она при температуре 1,5 °С медленно выползает на свет, добирается до освещаемого солнцем камня и, впитав тепло, подымает свою температуру до оптимума. Разность температуры тела горной игуаны (Liolaemus altissimus) и температуры воздуха может достигать 30 °С!

Некоторые из игуан могут менять окраску по разным поводам не хуже широко известных хамелеонов и бегать по стенам не хуже гекконов. Это привилегия анолисов, большой группы игуановых ящериц юга Северной, Центральной и Южной Америки, а также Антильских островов. Их там так и зовут – хамелеонами, хотя у них мало общего с настоящими хамелеонами. Эти лжехамелеоны на редкость драчливы. Выясняя отношения, они не ограничиваются кивками, боданием или "отжиманием от пола". Кажется, вся их жизнедеятельность состоит из сна, еды, размножения и бесконечных драк. Стычки эти часто кончаются тем, что победитель гордо удаляется, сжимая в зубах еще извивающийся хвост побежденного, а тот, посрамленный, вильнув обрубком, исчезает в густой листве.

Как и гекконы, анолисы, не смущаясь присутствием человека, селятся в садах, живут на стенах домов, заборах, крышах. Тут их во время стычек и подстерегают домашние кошки, которые, как пишет Альфред Брэм, являются "величайшим врагом анолиса".

Те, кому посчастливилось побывать в доме-музее Эрнеста Хемингуэя на Кубе, не могли не обратить внимания на банку с заспиртованным анолисом (Anolis equestris), стоящую на почетном месте. История его такова: в усадьбе Хемингуэя бродило множество кошек, к которым писатель питал слабость. Однажды, привлеченный шумом в саду, Эрнест Хемингуэй выглянул в окно и увидел, как храбро защищает свою жизнь анолис, дравшийся с намного превосходящей его весом и размерами кошкой. Хемингуэй разнял бойцов и принес израненную ящерицу в дом. Писатель, выше всего ценящий стойкость и мужество в людях и животных, долго с ней возился: лечил и кормил ее, но ящерица все же погибла – раны были слишком серьезны. И тогда Хемингуэй решил сохранить мертвого анолиса, как символ жизнестойкости.

Игуаны освоили не только леса, горы и море – живут они и в пустынях. Одна из пустынных игуан, чакуолла (Sauromalus ater), донельзя похожа не кавказскую агаму (Stellio caucasius) как наружностью, так и биологией. Спасается она, как и наша агама, укрывшись в расщелине и при этом раздувшись так, что шипы ее цепляются за камни и извлечь ее оттуда невозможно. Индейцы американских пустынь промышляют чакуоллу следущим образом: выпускают из нее воздух, проколов ей бок острой палочкой. Еще один вид похож на наших агам тем, что избрал любимым убежищем заборы, сложенные из камней – за это он получил название заборной игуаны (Sceloporus undulatus).

Другая обитательница тех же пустынь более походит на среднеазиатскую круглоголовку (Phrynocephalus mystaceus) или на австралийскую агаму-молоха (Moloch horridus). Это толстенькая ящерица с шипами, фринозома, или жабовидная ящерица (Phrynosoma cornutum). На родине ее из-за "жабовидности" зовут ошибочно "рогатая жаба", хотя это настоящая ящерица. Пустынные ящерицы, как. и пустынные растения, колючи, и это не случайное совпадение – таким образом замедляется потеря воды через кожу. А между собой колючих ящериц пустынь роднит одна биологическая особенность (до сих пор не объясненная): и молохи, и фринозомы, и круглоголовки обожают... муравьев, которыми другие ящерицы пренебрегают.

Фринозома спит, зарывшись в песок, как и круглоголовка; с первыми лучами солнца она высовывает голову – этого ей достаточно, чтобы согреться целиком: ток прогретой в заушных пазухах крови разносит тепло по всему телу.

У О'Генри есть трогательный рассказ о ковбое по имени Джимми Хейз, который таскал, как ладанку, в мешочке на шее живую фринозому по кличке Мьюриэл. Он не расставался с ней нигде и никогда, ящерица была его талисманом. Отряд рейнджеров, где состояли Джимми и Мьюриэл, вступил один раз в бой с неуловимой бандой Себастьяна Салдара, и, когда бандиты были отбиты, Джимми исчез. Его соратники решили, что Джимми, струсив, бежал из отряда, воспользовавшись горячкой боя.

Прошло немало времени, и как-то раз рейнджеры наткнулись в зарослях на человеческие останки – по огромному сомбреро с позументами они без труда опознали Себастьяна Салдара: а поодаль лежали останки человека, судя по всему, принесшего гибель свирепому бандиту и принявшему смерть от его руки. Труп не имел особых примет для опознания, если не считать красного мешочка на шее, где сидела еще живая осиротевшая Мьюриэл.

Это не преувеличение новеллиста: фринозомы, как и другие рептилии, помногу месяцев могут обходиться без пищи и воды. Защищаясь, фринозомы прибегают к своеобразному методу – брызгаются... собственной кровью. Капельки крови струйкой вылетают из углов глазниц – у возбужденной ящерицы резко повышается давление, а враг теряется и отступает. Вот победа, в полном смысле слова оплаченная собственной кровью!

Герпетолог Лоренс Клобер рассказывал: когда его бультерьер возвращался с вылазок на природу со лбом, обрызганным кровью, это значило, что пес повстречался с фринозомой. Несколько раз Клобер наблюдал эти столкновения: собака каждый раз испытывала странное замешательство при встрече с маленькой забавной ящеркой. А ведь трусом бультерьер не был – он имел на своем счету две задушенные рыси.

Клобер так и не смог связать стрельбу кровью, которая к тому же не всегда применяется, ни с полом ящерицы, ни с температурой, ни с сезоном. Это странное средство, видимо, выработалось как специфическая защита от койотов. Далее Клобер писал, что ученым этот способ защиты жабовидной ящерицы стал известен намного позднее, чем мальчишкам южных штатов, в числе которых был и будущий герпетолог, подрабатывавший тогда изготовлением сувениров из сушеных фринозом и сбытом их туристам. Но этот бизнес ныне запрещен – власти штата Аризона охраняют рогатую ящерицу.

Многочисленные любители фринозом акклиматизировали их во Франции, на Французской Ривьере. Так игуаны из Америки проникли в восточное полушарие. Впрочем, один их вид испокон веков обитает на острове Мадагаскар, а другой – в Тихом океане на островах Фиджи и Тонга. Это один из многих парадоксов зоогеографии – уж не подтверждает ли он увлекательные гипотезы о "переселении народов" на плотах из очагов цивилизации Южной Америки? Увы, не подтверждает: игуаны Фиджи, Тонга и Мадагаскара обосновались там задолго до того, как первый человек построил первый плот. Их плотами были целые куски суши в эпоху дрейфа континентов, но на других материках игуан вытеснили более современные ящерицы. А теперь фиджийскую игуану (Brachylophus fasciatus) вытесняют с островов завезенные туда мангусты, и она стала одной из наиболее редких рептилий мира. Уцелевшие самцы игуан в лесах острова Фиджи занимают верхние участки, самки и молодняк держатся внизу.

У зеленой игуаны в восточном полушарии есть агама-дублер–водяная агама (Physignathus cocincinus) из Индокитая. Она немного ростом не вышла, а так сходство полное, даже в экологии. Сейчас этих агам, более известных как физигнатусы, успешно разводят в неволе. Среди "заместителей" игуан, -агам восточного полушария, наиболее примечателен упомянутый уже молох. Австралийцы называют его рогатым дьяволом или горным духом; его сравнивают с ожившей шкуркой от каштана. Но ничего дьявольского в этой безобидной ящерице нет, и зря ученые нарекли ее именем кровавого божества. Самое удивительное свойство молоха – это гигроскопичная кожа: немаловажное приспособление в пустыне, где единственным источником влаги служит утренняя роса, конденсирующаяся на шипах ящерицы. Если опустить молоха в воду кончиком хвоста, то можно заметить, как намокает его кожа, а когда вода подымается до губ, молох начинает ее слизывать. В углах рта у него имеются подобные комкам ваты образования, и, сжимая челюсти, ящерица выдавливает из них воду. Эта кожа так же хорошо предотвращает и потерю влаги. По верованиям аборигенов, "горный дух", молох, на заре мира раскрасил всех птичек и ящериц в ныне присущие им цвета, и австралийские малыши до сих пор играют в "обряд горного духа", размалевывая своих товарищей.

Молох – флегматичное и медлительное существо. Посудите сами: два-три дня самка молоха тратит на то, чтобы прорыть наклонный тоннель полметра длиной и четверть метра глубиной, день у нее уходит на откладку яиц и еще один день–на засыпание их песком.

Там же, в Австралии, живет еще одна диковинная агама – плащеносная ящерица (Chlamidosaurus kingii). С виду это обычная агама, но попробуйте ее напугать, и тут же складки кожи на шее расправятся вокруг головы внезапно раскрытым зонтиком. Посему один натуралист и заметил, что способ защиты плащеносной ящерицы напоминает тот, к которому когда-то прибегали городские дамы во время загородных прогулок: если цвета и причудливые формы их туалетов привлекали раздражительных быков–внезапно раскрытый перед носом животного зонтик способен был его отпугнуть. Один африканский охотник утверждал, что лев испытывает куда больший страх перед раскрытым зонтиком, чем перед вскинутой винтовкой...

Как пишут австралийские натуралисты, собаки, выученные ловить и убивать крупных варанов, пасуют перед плащеносной ящерицей, когда она разворачивает свое "жабо", напоминающее воротник знатных господ Елизаветинской эпохи. Если такая демонстрация оказывается безрезультатной, ящерица пускается наутек, становясь на задние ноги, напоминая этакого ми ни динозавра.

Если одна из игуан освоила среду, агамам неподвластную – море, то агамы могут похвастаться тем, что одна из них может летать, на что не способна ни одна игуана. Правда, полет этот планирующий, позволяющий, используя токи воздуха, ловко лавировать между стволами деревьев, и мастера пилотажа зовут летающим драконом (Draco volans). Дракон сей очень скромных размеров (всего 30 сантиметров длиной) и, кроме способности к полету, с драконами у него нет ничего общего. Драконов насчитывается шестнадцать видов, и живут они в Юго-Восточной Азии, которая почему-то стала настоящим заповедником летающих животных. Где вы еще встретите летающих лягушек, летающих змей, летающих гекконов, зверя шерстокрыла, не говоря уже о множестве видов белок-летяг и рукокрылых? Летать им помогают кожные складки по бокам, натянутые на ребра, как на спицы. Срываясь со ствола дерева, драконы летят вниз; набрав скорость, переходят в горизонтальный полет, а на посадке устремляются вверх, чтобы погасить скорость. Дальность полета – 60 метров. Неплохой результат!

Поведение одной из агам – радужной (Agama agama) – было досконально изучено на примере популяции, населявшей университетский городок в Ибадане (Нигерия). Оказалось, что каждый самец делит территорию с несколькими самками, но к другим самцам проявляет крайнюю нетерпимость. Внешние проявления этой нетерпимости начинаются с обычных приседаний – вначале на двух, потом на четырех лапах,– раздувания горлового мешка и с игры красок. Затем соперники сближаются, становятся головами к хвостам и хлещут друг друга с такой яростью, что иной раз отлетают кусочки в общем-то неломких хвостов. И продолжается это до тех пор, пока не сдается менее стойкий. Куда более свирепо дерутся самки – они пускают в ход зубы. У радужных агам самцы сражаются с самцами, самки – с самками, но молодняк никто не обижает. Смысл этих бесконечных поединков – привести в состояние равновесия численность популяции и ресурсы окружающей ее среды.

По ночам дневные противники могут мирно спать на одном и том же дереве, но с восходом солнца турнир открывается, и они занимают свои посты: пни, кучки хвороста или дров,– вот уже посланы первые вызовы...

Наши агамы скромнее тропических, но среди них тоже есть хамелеоны. Полюбуйтесь на самца степной агамы (Trapelus sanguinolentus), когда горло у него наливается синевой при возбуждении или перегреве. Есть среди них виды, долгое время терзавшие зоологов нежеланием попадаться им на глаза вторично. По одному экземпляру была много лет известна загадочная агама Павловского, якобы пойманная в Узбекистане, пока не было показано, что это каким-то чудом попавшая к нам мозамбикская агама (Agama mossambica) из Африки. Но безуспешные поиски агамы Павловского в Средней Азии вознаградили ученых: они сравнительно недавно, в 1977 году, отыскали там же новый вид агамы и назвали в честь видного советского герпетолога агамой Чернова (Stellio chernovi). Отрадно, что список нашей фауны в целом (и герпетофауны, в частности) увеличился еще на одну новую строчку – куда хуже, когда толстеет "Красная книга". Из наших агам в ней нашлось место нескольким: руинной агаме (Trapelus ruderatus), закавказской такырной и хентаунской круглоголовкам (Phrynoephalus helioscopus. Р. rossikovi). Причины сокращения численности агам–разрушение их местообитаний, преобразование ландшафтов человеком. Но есть еще одна... С 1880 по 1960 год зоологи добыли всего десять экземпляров руинных агам, нигде, кроме южной части Азербайджана, у нас в стране не встречающихся, но потом словно стали состязаться, кто наловит побольше, одновременно призывая к охране редкого вида. Однако отлов для того, чтобы наладить размножение в неволе,– дело нужное, и в ряде зоопарков попытки содержать руинных агам и редких круглоголовок делаются, но пока что ключа к их благоденствию в террариуме не найдено...

Довольно капризны в неволе и настоящие хамелеоны, одни из самых удивительных рептилии, с которыми пора познакомиться читателю.